Возвышение имиджа через присоединение
История шарманщика и композитора.
Рассказывают, что Рихард Вагнер, прогуливаясь по улицам Берлина, встретил шарманщика, который, вертя ручку своей шарманки, исполнял увертюру к «Тангейзеру».
Вагнер остановился и заметил: «Вы исполняете чуть быстрее, чем нужно».
Шарманщик спросил: "а ты откуда знаешь?"
Я автор этой мелодии, ответил Вагнер.
Шарманщик сняв шляпу, раскланялся: «Благодарю вас, герр Вагнер! Спасибо за замечание!»
На следующий день Вагнер снова отправился на ту же улицу и нашёл шарманщика на том же месте. На этот раз увертюра звучала в правильном темпе, а над головой шарманщика висел плакат: «Ученик Рихарда Вагнера».
***
чтобы это байка вам не показалось вымыслом, попробуйте объяснить, почему большинство людей хотят сфотографироваться со знаменитостями. Попытка объяснить такое поведение людей нам и раскрывает данный механизм.
"Метод присоеденения" часто используют в рекламе и презентациях. На выставке новых моделей авомобилей часто выставляются полуголые девицы на подиум вместе с автомобилем.
Производители часов рекламируют свой товар через именитых спортсменов. "Присоеденение" очень мощный инструмент в рекламе. Когда спортсмены не совсем полдходят или стоят дорого, то появляются брендовые фильмы. Фильм про Джеймс Бонда(агент 007), классический пример формирования имиджа и потом присоединение к имиджу.
***
Интересная история о присоеденени к имиджу и демонстрации своей власти.
Французский писатель Виктор Гюго в своем историческом романе "Девяносто третий год" поведал о происшествии.
Когда на военном корабле в открытом море по вине неосмотрительного канонира одна из пушек сорвалась с цепей и, как сказочный зверь, начала метаться от борта к борту, угрожая жизни пассажиров, канонир, проявив большое мужество и находчивость, сумел водворить пушку на прежнее место. Как был отмечен поступок этого человека? Канонира привели к старому генералу. "Старик бросил на канонира быстрый взгляд.
— Поди сюда, — приказал он. Канонир сделал шаг вперед.
Старик повернулся к графу дю Буабертло, снял с груди капитана крест Святого Людовика и прикрепил его к куртке канонира.
— Ур-ра! — прокричали матросы.
Солдаты морской пехоты взяли на караул. Но старый генерал, указав пальцем на сияющего от счастья канонира, добавил:
— А теперь расстрелять его".
/Эпизод из романа Виктора Гюго "Девяносто третий год" /
Одна из каронад, входящих в состав батареи, -- двадцатичетырехфунтовое орудие, -- сорвалась с цепей.
Не может быть на море катастрофы грознее. И не может быть бедствия ужаснее для военного судна, идущего полным ходом в открытое море. Пушка, освободившаяся от оков, в мгновение ока превращается в некоего сказочного зверя. Мертвая вещь становится чудовищем. Эта махина скользит на колесах, приобретая вдруг сходство с бильярдным шаром, кренится в ритм бортовой качки, ныряет в ритм качки килевой, бросается вперед, откатывается назад, замирает на месте и, словно подумав с минуту, вновь приходит в движение; подобно стреле, она проносится от борта к борту корабля, кружится, подкрадывается, снова убегает, становится на дыбы, сметает все на своем пути, крушит, разит, убивает, рушит. Это таран, который бьет в стену по собственной воле, к тому же -- таран чугунный, а стена деревянная.
Что делать? Как с ней справиться?
И трагизм положения усугубляется еще тем, что пол ни на минуту не остается в покое. Как вести бой на наклонной плоскости, которая норовит ускользнуть из-под ваших ног? Представьте, что в чреве судна заточена молния, ищущая выхода, гром, гремящий в минуту землетрясения.
Через секунду весь экипаж был на ногах. Виновником происшествия оказался канонир, который небрежно завинтил гайку пушечной цепи и не закрепил как следует четыре колеса; вследствие этого подушка ездила по раме, станок расшатался, и в конце концов брюк ослаб. Экипаж "Клеймора", с улыбкой встречавший вражеские ядра, задрожал от страха. Невозможно передать ужас, охвативший все судно.
Капитан дю Буабертло и его помощник Ла Вьевиль -- два отважных воина -- остановились на верхней ступеньке трапа и, побледнев как полотно, молча смотрели вниз, не решаясь действовать. Вдруг кто-то, отстранив их резким движением локтя, спустился на батарейную палубу.
Это был Мужик, тот самый пассажир, о котором они говорили за минуту до происшествия.
Добравшись до последней ступеньки трапа, он тоже остановился.
Каронада продолжала расправляться с кораблем. Она разбила еще четыре орудия и в двух местах повредила обшивку корабля, к счастью, выше ватерлинии, но при шквальном ветре в пробоины могла хлынуть вода.
Требовалось остановить эту обезумевшую глыбу металла.
Требовалось схватить на лету эту молнию. Требовалось обуздать этот шквал. Буабертло обратился к Ла Вьевилю:
-- Вы верите в бога, шевалье?
Ла Вьевиль ответил:
-- Да. Нет. Иногда верю.
-- Во время бури?
-- Да. И в такие вот минуты -- тоже.
-- Вы правы, только господь бог может нас спасти, --
промолвил Буабертло.
Все молча следили за лязгающей и гремящей каронадой.
Волны били в борт корабля, -- на каждый удар пушки море отвечало ударом. Словно два молота состязались в силе.
Вдруг на этой неприступной арене, где на свободе металась пушка, появился человек с металлическим брусом в руках. Это был виновник катастрофы, канонир, повинный в небрежности, приведшей к бедствию, хозяин каронады. Сотворив зло, он решил его исправить. Зажав в одной руке ганшпуг, а в другой конец с затяжной петлей, он ловко соскочил через люк прямо на нижнюю палубу.
И вот начался страшный поединок -- зрелище поистине титаническое: борьба пушки со своим канониром, битва материи и разума, бой неодушевленного предмета с человеком.
Человек притаился в углу, держа наготове ганшпуг и конец; прислонившись спиной к тимберсу, прочно стоя на крепких, словно стальных, ногах, смертельно бледный, трагически спокойный, словно вросший в палубу, он ждал.
Он ждал, чтобы пушка пронеслась мимо него.
Завязалась борьба. Неслыханная борьба. Хрупкая плоть схватилась с неуязвимым металлом. Человек-укротитель пошел на стального зверя. На одной стороне -- сила, на другой -- душа.
Битва происходила в полумраке. Это было как смутное видение, как чудо.
Человек, прижавшийся к борту, был обречен. Все присутствующие испустили громкий крик.
Но старик пассажир, стоявший до этой минуты, как каменное изваяние, вдруг бросился вперед, опередив соперничающих в быстроте человека и металл. Он схватил тюк с фальшивыми ассигнатами и, пренебрегая опасностью, ловко бросил его между колес каронады.
Это движение, которое могло стоить ему жизни, решило исход битвы
Все было кончено. Победителем вышел человек. Муравей одолел мастодонта, пигмей полонил громы небесные.
Солдаты и матросы захлопали в ладоши.
Весь экипаж бросился к орудию с тросами и цепями, и в мгновение ока его принайтовили.
Канонир склонился перед пассажиром.
Пока весь экипаж спешно исправлял наиболее серьезные повреждения на нижней палубе, пока заделывали пробоины, расставляли по местам уцелевшие орудия, старик пассажир выбрался на верхнюю палубу.
Он стоял неподвижно, прислонившись к грот-мачте.
Погруженный в свои думы, он не замечал движения, начавшегося на судне. Шевалье Ла Вьевиль приказал солдатам морской пехоты выстроиться в две шеренги по обе стороны грот-мачты; услышав свисток боцмана, матросы, рассыпавшиеся по реям, бросили работу и застыли на местах.
Граф дю Буабертло подошел к пассажиру.
Вслед за капитаном шагал какой-то человек в порванной одежде, растерянный, задыхающийся, однако вид у него был довольный.
То был канонир, который только что весьма кстати показал себя искусным укротителем чудовищ и одолел пушку.
Граф отдал старику в крестьянской одежде честь и произнес:
-- Господин генерал, вот он. Канонир стоял по уставу навытяжку, опустив глаза. Граф дю Буабертло добавил:
-- Генерал, не считаете ли вы, что командиры должны отметить чем-нибудь поступок этого человека?
-- Считаю, -- сказал старец.
-- Соблаговолите отдать соответствующие распоряжения, -- продолжал дю Буабертло.
-- Отдайте сами. Ведь вы капитан.
-- А вы генерал, -- возразил дю Буабертло. Старик бросил на канонира быстрый взгляд.
-- Поди сюда, -- приказал он. Канонир сделал шаг вперед.
Старик повернулся к графу дю Буабертло, снял с груди капитана крест Святого Людовика и прикрепил его к куртке канонира.
-- Ур-ра! -- прокричали матросы. Солдаты морской пехоты взяли на караул.
Но старый пассажир, указав пальцем на сиявшего от счастья канонира, добавил:
-- А теперь расстрелять его.